deilf: (Default)
Твоё тело - остров
посреди великого океана.
Твои конечности раскинуты на простынях
сияющие как крылья чайки

Твои воды — студёные родники, 
их глубь кровава, а поверхность медова,
они одарят меня свежей струёй
в моём жару,
это напиток спасения
для моей горячки.

Твои два глаза
как горные озера
в чудесный августовский день, 
когда небо 
сверкает в водах.
Твои ресницы - хрупкий тростник,
шелестящий по их краям.

Если бы у меня была маленькая лодка
чтобы доплыть до тебя,
белобронзовая ладья
без единого лишнего шва снаружи,
без единого неуместного стежка внутри
с одним только пёрышком
красно-коричневым гребешком,
чтобы музицировать на нём
в море,

Я подняла бы
мягкие белые паруса
полные ветра; я бороздила бы 
открытое море

и оказалась бы рядом с тобой,
где ты лежишь
одинокий, изумрудный
островной.
 
Нула Ни Гунал (Nuala Ní Dhomhnaill)
© Перевод (с ирландского и английского) — Сивак Игорь

* Изделия из белой (светлой) бронзы очень ценились в древней Ирландии
deilf: (Default)
        «Теперь я знаю, что эта книга никогда не будет для меня книгой, но всегда - множеством живых существ, дышащих и открыто говорящих. И не из-за Халиля Джебрана, моего возлюбленного друга, а скорее из-за жизненности Анны, матери Марии; Матфея и Нагорной проповеди; Иосифа Аримафейского, сообщающего слова Иисуса; Сусанны из Назарета и её истории о Матери Иисуса; Марии Магдалины и Сайбореи, матери Иуды. Именно они живут на страницах этой книги, а не великий человек, который с любовью наделил их бытием. Джебран отлично выполнил свою работу. Это было сделано направленной силой человека, в полной мере осознававшего социальные, политические и религиозные особенности Палестины, Сирии и Рима того периода, человека, хорошо знакомого с богатством и значением традиций, историей и языком страны Иисуса. Арамейский, на котором говорил Иисус, был вторым языком Джебрана. Атмосфера и вид земли Иудейской, словно заклинание, налагаются на читателя, который, передвигаясь по местам событий тех дней и той страны, ощущает гораздо больше, чем слова на печатной странице. Мы видим молодого человека из Назарета, как никогда Его не видели, потому что в этом «Иисусе»  Джебрана впервые со времен написания Евангелий земляк Иисуса пишет о его словах и деяниях».

        Из книги Барбары Янг "This man from Lebanon : a study of Kahlil Gibran"
      
© Перевод с англ. Deilf, 2019

        Барбара Янг (Barbara Young) была близким другом Джебрана, она провела с ним последние семь лет его жизни, являлась составителем сборника его афоризмов «Песок и пена» (проверить) и написала одну из первых его биографий.

       
deilf: (Default)

Временами любовь умирает,
но иногда, потоком по пористой породе,
она соскальзывает вниз во внутреннюю тьму холма,
сливается с другими скрытыми потоками,
чтобы блуждать вслепую, как живущая в них белая рыба.
Она покидает подземное русло
ради пещеры, которая тянется под ним.
Незримая, она оживляет холм,
и, подобно скрытым струнам виолы д'амур,
заставляет его гулко звучать,
так что бродящие там люди
удивляются, отчего холм поёт,
удивляются, почему они находят источники.

Мойя Кэннон

© Перевод - И.Сивак, 2018

* Вио́ль д’аму́р имеет шесть или семь основных струн, которые в более поздних моделях дополняются также резонансными (симпатическими) струнами, располагающимися ниже основных. Резонансные струны не затрагиваются смычком и вибрируют лишь благодаря взаимодействию с колебаниями основных струн и корпуса. Именно благодаря резонансным струнам виоль д’амур обладает особым мягким тембром, по свидетельствам современников, отчасти напоминавшим человеческий голос.

Картина - Johann Kupetzky, «Viola d`Amore»


deilf: (Default)
Любовь должна застать нас врасплох,
ведь никто из нас не стал бы платить цену любви, если бы знал её.
Кто заплатит, чтобы быть уничтоженным?
Разрушение настолько определено,
настолько очевидно.

Намного сложнее наметить,
и менее очевидно,
вторую жизнь любви,
яйцо крачки,
обнаруженное и сокрытое
в гнезде из камней
на каменистом берегу.

То, что кажется камнем, -
не камень.
Этот обнажённый пульс,
который мог бы уместиться в ладони,
возможно, выживет,
чтобы отправиться в путешествие по теплым и ледяным океанам мира,
её трапециевидные крылья,
биение её сердечка,
пролёт между арктическими полюсами.

Мойя Кэннон

© Перевод - И.Сивак, 2018

Полярная крачка — единственная птица, мигрирующая сезонно из Арктики в Антарктику, при этом за год она преодолевает расстояние до рекордных 70 тысяч километров]. Перелёт в одну сторону длится около месяца.

Отдельные же особи данного вида пролетают за год более 80 тысяч километров. Живёт полярная крачка 20—25 лет (максимальная продолжительность жизни — 34 года), то есть за жизнь птица пролетает расстояние, равное до Луны и обратно три раза.


deilf: (Default)
            "Мы чувствуем себя наиболее живыми в присутствии Прекрасного, потому что оно отвечает потребностям нашей души. На какое-то время напряжение борьбы и сопротивления ослабляется, и наша хрупкость освещается другим светом, дающим нам возможность прозреть за дрожью видимостей точную форму вещей. В переживании красоты мы пробуждаемся и сдаемся в одном и том же акте. Красота приносит ощущение завершённости и уверенности. Без каких-либо привычных вычислений мы можем так же плавно и легко погрузиться в Прекрасное, как мы погружаемся в бесшовные объятия воды; что-то древнее внутри нас уже верит, что эти объятия нас удержат.

            Нынешние времена разодраны тревожностью и неопределенностью, обусловленными текущим глобальным кризисом. В сердцах людей нарушена естественная непринужденность. Удивительно, насколько глубоко это проникло в душу. Наше доверие к будущему утратило своё простодушие. Теперь мы знаем, что в следующую минуту может случиться всё что угодно. Традиционные защитные структуры содрогаются, их основания, как выяснилось, теперь являются не камнем, а песком. Внезапно мы оказались отброшенными к самим себе. Политика, религия, экономика, институт семьи и общества, всё вдруг стало ненадёжным. Поначалу предположение о том, что теперь, возможно, наступило время призвать и разбудить красоту, звучит совершенно наивно. Тем не менее это именно то утверждение, которое исследует данная книга. Почему? Потому что обратиться больше некуда, и мы в отчаянии; более того, именно по причине нашего катастрофического пренебрежения Прекрасным мы теперь и оказались в таком ужасном кризисе".

            Джон O’Донохью, "Божественная Красота. Незримые объятья".
            © Перевод - И. Сивак, 2018
deilf: (Default)
         "Человеческая душа жаждет красоты; мы ищем её повсюду - в пейзаже, музыке, искусстве, одежде, мебели, садах, дружеском общении, любви, религии и в самих себе. Нет того, кто не хотел бы быть красивым. Когда мы переживаем Прекрасное, возникает чувство возвращения домой. Некоторые из наших самых замечательных воспоминаний это воспоминания о красивых местах, где мы чувствовали себя как дома. Мы чувствуем себя наиболее живыми в присутствии Прекрасного, потому что оно отвечает потребностям нашей души".

         Джон O’Донохью, "Божественная Красота. Незримые объятья".
         © Перевод - И. Сивак, 2018



         "Ведь родина – не земля под ногами, не могилы предков, и даже не язык, а блуждающее окно, которое вдруг совпадает с тобой и распахивается внутрь тебя. И произойти это может в любое мгновенье и где угодно. И так же безотчетно покинуть – до следующей встречи, непредсказуемой и иной. И этим окном может стать вечер, ладонь, зарево за спиной… Душе ведь закон не писан, и родина ее не здесь".

         Сергей Соловьёв

         Картина - Stephen J. Darbishire

 
 
deilf: (Default)
Владыка, Владыка-Певец,
Владыка невымолвленных слов,
Семь раз я рождался и семь раз умирал,
Со времени твоего стремительного посещения 
И нашего неучтивого приёма.
И вот я снова живу,
Вспоминая день и ночь среди холмов,
Когда твой прилив вознёс нас вверх.
С тех пор я пересёк множество земель и множество морей,
И куда бы ни прибыл, в седле или под парусом,
Твоё имя всюду было молитвой или аргументом.
Люди благословляли тебя или проклинали;
Их проклятие - протест против неудачи,
Их благословение - гимн охотника,
Вернувшегося с холмов
С пищей для своей супруги.

Твои друзья всё ещё с нами — чтобы нас утешить и поддержать,
И твои враги тоже — чтобы придать нам уверенности и силы.
С нами твоя мать;
Я видел сияние ее лика на лицах всех матерей;
Ее рука мягко качает колыбель,
Ее рука нежно оборачивает саван.
И Мария Магдалина еще посреди нас,
Та, которая испила уксуса жизни, а затем - её вина.
И Иуда, человек боли и мелких амбиций,
Он тоже ходит по земле;
Даже сейчас он охотится на самого себя, 
когда его голод не находит ничего другого,
И в самоуничтожении ищет своё большее «я».

И Иоанн, тот, чья юность любила красоту, здесь,
И он поет, хотя и остаётся неуслышанным.
И порывистый Симон Петр, отрёкшийся от тебя, 
Чтобы для тебя прожить дольше.
Он тоже сидит у нашего огня.
Он может отречься от тебя снова, 
Прежде чем наступит рассвет следующего дня,
Желая при этом, чтобы его распяли ради тебя, 
И считая себя недостойным такой чести.
И Каиафа и Анна все еще живут свои дни,
И судят виновных и невинных.
Они спят на своих перьевых постелях
В то время как того, кого они судили, избивают плетьми.

И женщина, которая была уличена в прелюбодеянии,
Она тоже ходит по улицам наших городов,
И алчет хлеба еще неиспечённого,
И она одна в пустом доме.
И Понтий Пилат тоже здесь:
Он стоит перед тобой в трепете,
И все ещё вопрошает тебя,
Но не смеет рискнуть своим положением или бросить вызов чужой расе;
И он все еще умывает руки.
Даже сейчас в Иерусалиме находится умывальница, а в Риме кувшин,
И между ними двумя тысячи тысяч рук желали бы отмыться до белизны.

Владыка, Владыка-Поэт,
Владыка слов, пропетых и произнесенных,
Они построили храмы, чтобы хранить в них твоё имя,
И на каждой вершине возвели твой крест,
Знак и символ, чтобы направлять их сбившиеся с пути ноги,
Но не к твоей радости.
Твоя радость - это пик, недоступный их зрению,
И он не утешает их.
Они хотели бы почитать человека им неведомого.
И какое утешение в человеке, подобном им самим, ч
Чловеке, чья доброта похожа на их собственную доброту,
Боге, чья любовь подобна их собственной любви,
И чья милость - в их собственной милости?
Они не чтят человека, живого человека,
Первого человека, который открыл глаза и посмотрел на солнце
С недрожащими веками.
Нет, они не знают Его и не уподобились бы Ему.

Они остались бы неивестными, шествуя в процессии неизвестных.
Они несли бы печаль – свою печаль,
И не обрели бы успокоения в твоей радости.
Их ноющее сердце не ищет утешения в твоих словах и песне.
И их боль, безмолвная и бесформенная,
Делает их существами одинокими и непосещаемыми.
Будучи окружены близкими и роднёй,
Они живут в страхе, без товарищей;
Но не хотят оставаться в одиночестве.
Им бы наклониться к востоку, когда ветер дует с запада.

Они называют тебя царём,
И хотели бы служить при твоем дворе.
Они объявляют тебя Мессией,
И хотели бы сами быть помазанными елеем..
И вправду, они жили бы за счёт твоей жизни.

Владыка, Владыка-Певец,
Твои слезы были как майские ливни,
А твой смех - как волны белого моря.
Когда ты говорил, твои слова были отдалённым шепотом их губ, 
когда эти губы должны были загореться огнем;
Ты от души смеялся за них, чьи сердца были ещё не готовы к смеху; 
И ты плакал за их глаза, которые всё еще были сухими.
Твой голос стал отцом их мыслям и их пониманию.
Твой голос стал матерью их словам и их дыханию.

Семь раз я рождался и семь раз умирал,
И вот я снова живу и вижу тебя,
Воитель помеж воителей,
Поэт поэтов,
Царь над всеми царями,
Полуобнажённый человек со своими спутниками.
Каждый день епископ склоняет голову,
Произнося твоё имя.
И каждый день нищие говорят:
«Ради Иисуса
Подайте нам монетку, чтобы купить хлеба».
Мы взываем друг к другу,
Но на самом деле мы взываем к тебе,
Словно прилив весенней порой нашей нужды и жажды,
И подобно отливу, когда приходит наша осень.
Высоко мы или низко, твоё имя на наших устах,
Владыка бесконечного сострадания.

Владыка, Владыка наших одиноких часов,
Здесь и там, между колыбелью и гробом, 
я встречаю твоих молчаливых братьев,
Людей свободных, лишённых оков,
Сыновей твоей матери-земли и пространства.
Они похожи на птиц небесных,
И на полевые лилии.
Они живут твоей жизнью и думают твои мысли,
И вторят твоей песне.
Но их руки пусты,
И они не распяты великим распятием.
И в этом их боль.
Мир распинает их каждый день,
Но только в малой степени.
Небо не сотрясается,
И земля не мучится, рожая своих мертвецов.
Они распяты, и нет никого, кто был бы свидетелем их агонии.
Они поворачивают свои лица вправо и влево
И не находят никого, кто пообещал бы им положение ​​в его царстве.
Но им следовало бы подверагться распятию снова и снова, 
Чтобы твой Бог смог стать их Богом,
И твой Отец, их Отцом.

Владыка, Владыка-Возлюбленный,
Царевна ждет твоего прихода в своих благоухающих покоях,
А состоящая в браке незамужняя женщина - в своей клетке;
Блудница, ищущая хлеба на улицах своего стыда,
И не имеющая супруга монахиня в своём монастыре;
И бездетная женщина в своем окне,
Где мороз на стекле рисует лес,
Она обретает тебя в этой симметрии,
Ей бы стать тебе матерью и утешится.

Владыка, Владыка-Поэт,
Владыка наших безмолвных желаний,
Сердце мира трепещет биением твоего сердца,
Но не горит твоей песней.
Мир сидит, слушая твой голос в безмятежном восторге,
Но не поднимается со своего места,
Чтобы покорить хребты твоих холмов.
Человек хочет грезить твоими грёзами, но не желает пробудиться к твоему рассвету,
к своей более великой мечте.
Он хочет видеть твоим зрением,
Но не желает тащить свои тяжелые ноги к твоему престолу.
Хотя многие были возведены на трон от твоего имени  
И коронованы твоей властью,
И превратили твоё золотое посещение
В венец для своей головы и скипетр для своей руки.

Владыка, Владыка Света,
Чьё зрение живёт в ищущих пальцах слепого,
Тебя все еще презирают и высмеивают,
Человек слишком слабый и немощный, чтобы быть Богом,
Бог слишком человечный, чтобы вызвать благоговение.
Их месса и гимн,
Их таинство и розарий - для их заключенного в тюрьму "я".
Ты - их всё еще далекое я, их отдалённый плач и их страсть.

Но Владыка, Небесное сердце, Рыцарь нашей прекраснейшей мечты,
Ты все еще ступаешь по этому дню;
Ни луки, ни копья не остановят твои шаги.
Ты проходишь сквозь все наши стрелы.
Ты улыбаешься нам,
И хотя ты самый юный из нас,
Ты отец всем нам.

Поэт, Певец, Великое Сердце,
Пусть наш Бог благословит твоё имя,
И лоно, вместившее тебя, и грудь, дававшую тебе молоко.
И пусть Бог простит нас всех.


Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

 
                         © Перевод с англ. Deilf, 2018


P.S. С этой главой (хотя я бы её ещё немного подкорректировал)  завершён, 
наконец, мой перевод этой книги, который длился более 10 лет!



deilf: (Default)
           Плачьте со мной, вы, дочери Астарты, и вы, все возлюбленные Таммуза,
           Велите своему сердцу растаять и восстать, и истечь кровавыми слезами, 
           Ибо Того, кто был сотворён из золота и слоновой кости, больше нет.
           В темном лесу одолел Его вепрь,
           И клыки вепря пронзили Его плоть.
           Теперь Он лежит испачканный прошлогодними листьями,
           И Его шаги больше не пробудят семена, спящие в лоне весны.
           Его голос не донесётся с рассветом до моего окна,
           И я буду вечно одна.

           Плачьте со мной, вы, дочери Астарты, и вы, все возлюбленные Таммуза.
           Ибо мой Возлюбленный ускользнул от меня;
           Тот, кто говорил, как говорят реки;
           Тот, чей голос и время были близнецами;
           Тот, чей рот был алой болью, претворённой в сладость;
           Тот, на чьих устах желчь превращалась в мед.

           Плачьте со мной, вы, дочери Астарты, и вы, все возлюбленные Таммуза.
           Плачьте со мной вокруг Его могилы, как плачут звезды,
           И как падают лунные лепестки на Его раненое тело.
           Омочите своими слезами шелковистые покрывала моей постели,
           Где когда-то мой Возлюбленный лежал в моём сне,
           И исчезал в моем пробуждении.

           Я повелеваю вам, дочери Астарты, и всем вам, возлюбленные Таммуза,
           Обнажите грудь, плачьте и утешайте меня,
 
           Ибо Иисус из Назарета мертв.


                    Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

                         © Перевод с англ. Deilf, 2018
             
                     
deilf: (Default)
          Мой сын был хорошим человеком и честным. Он был нежен и добр ко мне и любил свою родню и своих соотечественников. И он ненавидел наших врагов, проклятых римлян, которые носят пурпурную ткань, хотя не прядут нить и не сидят за ткацким станком; и которые пожинают и собирают там, где не пахали, и не сеяли.

          Моему сыну было только семнадцать, когда его схватили, за то что стрелял из лука по римскому легиону, проходящему через наш виноградник.

          Даже в этом возрасте он любил говорить с другими юношами о славе Израиля, и произносил много странных вещей, которые я не понимала.

          Он был моим сыном, моим единственным сыном.

          Он пил жизнь из этой, теперь сухой, груди, и делал первые шаги в этом саду, ухватившись за эти пальцы, которые теперь похожи на дрожащий тростник.

          Этими самыми руками, тогда молодыми и свежими, как виноград Ливана, я спрятала его первые сандалии в льняной платок, который дала мне мать. Я все еще храню их там, в сундуке рядом с окном.

          Он был моим первенцем, и когда он сделал свой первый шаг, сделала свой первый шаг и я. Ибо женщины не путешествуют, если их не ведут за собой их дети.

          И теперь они говорят мне, что он покончил с собой; что он в раскаянии бросился с Высокой Скалы, потому что предал своего друга Иисуса из Назарета.

          Я знаю, мой сын мертв. Но я знаю, что он никого не предавал; ибо он любил свою родню и ненавидел только одних римлян.

          Мой сын искал славы Израиля, и ничего кроме этой славы не было на его устах и в его деяниях.

          Когда он встретил Иисуса на большой дороге, он оставил меня, чтобы последовать за Ним. И в сердце я знала, что он ошибался, желая за кем-либо следовать.

          Когда он прощался, я сказала ему, что он ошибается, но он не послушал.
          
          Наши дети не прислушиваются к нам; подобно сегодняшнему приливу, они не советуются со вчерашней волной.

          Прошу вас больше не спрашивать меня о моем сыне.

          Я любила его, и я буду любить его во веки веков.

          Если бы любовь была во плоти, я бы выжгла ее раскалённым железом и обрела покой. Но она в душе, недостижима.

          А теперь я больше не скажу ни слова. Идите спросите другую женщину, более уважаемую, чем мать Иуды.

          Пойдите к матери Иисуса. Меч пронзил и её сердце. Она расскажет вам обо мне, и вы поймете.

           

           Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

                         © Перевод с англ. Deilf, 2018
             
                     Картина - Ян Ливенс, "Старая женщина в платке",  ок. 1631




deilf: (Default)
          Я был на пути к полям, когда увидел Его несущим крест. И толпы следовали за Ним.

          Тогда и я пошел с Ним рядом.

          Его ноша много раз останавливала Его, ибо Его тело было обессилено.

          Тогда ко мне подошел римский солдат и сказал: «Пойдём, ты силён и крепко сложен. Понеси крест этого человека». 

          Когда я услышал эти слова, мое сердце переполнилось, и я ощутил благодарность.

          И я понёс Его крест.

          Он был тяжёл, ибо был сделан из тополя, пропитанного зимними дождями.

          И Иисус взглянул на меня. И пот с Его лба стекал вниз по Его бороде.

          Он снова посмотрел на меня, и сказал: «Ты тоже пьешь эту чашу? Воистину, до конца времён тебе придётся припадать со мной к её краю».

          С этими словами Он положил руку мне на свободное плечо. И мы вместе пошли к Холму Черепа*.

          Но теперь я не чувствовал тяжести креста. Я чувствовал только Его руку. И она была похожа на крыло птицы на моем плече.

          Затем мы достигли вершины холма, и там они собирались Его распять.

          И тогда я ощутил вес дерева.

          Он не произнес ни слова, когда в Его руки и ноги вбивали гвозди, и не издал ни звука.

          И его члены не дрогнули под молотком.

          Казалось, что Его руки и ноги умерли и оживут снова, только когда их искупают в крови. Но также казалось, что Он искал гвоздей, как добивается скипетра царский сын, и что Он жаждал быть вознесённым к высотам.

          И мое сердце не думало жалеть Его, потому что я был преисполнен изумлением.

          Теперь человек, чей крест я нёс, стал моим крестом.
          
          Если бы они снова сказали мне: «Понеси крест этого человека», я нёс бы его, пока не завершится у могилы моя дорога.

          Но я попросил бы Его положить руку мне на плечо.

          Это случилось много лет назад; но до сих пор всякий раз следуя за бороздой в поле, и в это дремотное мгновение перед сном я всегда думаю о том Возлюбленном Человеке.

          И я чувствую Его крылатую руку, здесь, на моем левом плече.



          * Голгофа - место, где был распят Иисус Христос. Латинское слово calvaria (кальварий) - калька греческого kranion ("череп"), которое, в свою очередь, представляет собой перевод арамейского названия Голгофа (Мф 27:33), восходящего к еврейскому слову гулглет ("череп", "мертвая голова").

          
           Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

                         © Перевод с англ. Deilf, 2018
             
                     
Картина - Тициан, "Несение Креста"


deilf: (Default)
            ТАЙНАЯ ВЕЧЕРЯ

            Тысячи раз ко мне приходили воспоминания о той ночи. И теперь я знаю, что они будут возвращаться ко мне ещё тысячи раз. 
            Земля забудет борозды, вспаханные на ее груди, а женщина - боль и радость рождения ребёнка, прежде чем я забуду эту ночь.
            Днём мы были в предместьях Иерусалима, и Иисус сказал: «Теперь пойдем в город и поужинаем на постоялом дворе».
            Когда мы добрались до постоялого двора, было темно, и мы были голодны. Нас принял хозяин и отвёл в верхнюю горницу.
            Иисус попросил нас сесть вокруг стола, но сам остался стоять, глядя на нас.
            И Он заговорил с владельцем постоялого двора и попросил: «Принеси мне умывальницу и кувшин с водой, и полотенце».
            И снова взглянул на нас и тихо произнёс: «Снимите свои сандалии».
            Мы ничего не поняли, но по Его велению разулись.
            Тогда владелец постоялого двора принес умывальницу и кувшин. И Иисус сказал: «Теперь я омою ваши ноги, ибо мне необходимо освободить их от пыли старой дороги и дать им свободу нового пути».
            И все мы были растеряны и смущены.
            Затем Симон Петр встал и сказал: «Как я могу позволить моему Учителю и моему Господу омыть мои ноги?»
            И Иисус ответил: «Я омою твои ноги, дабы ты помнил, что тот, кто служит людям, будет величайшим среди людей».
Затем Он посмотрел на каждого из нас, и сказал: «Сын Человеческий, избравший вас в Свои братья, Тот, чьи ноги  вчера были помазаны миррой Аравии и отёрты женскими волосами, теперь желает умыть ваши ноги».
            И Он взял умывальницу и кувшин и опустился на колени и омыл наши ноги, начиная с Иуды Искариота.
            Затем Он сел с нами за стол; и Его лицо было подобно рассвету, поднимающемуся над полем битвы после ночи раздора и кровопролития.
            И владелец постоялого двора пришел со своей женой, неся еду и вино.
            И хотя я был голоден до того, как Иисус стал на колени у моих ног, теперь я испытывал отвращение к еде. И в моём горле было пламя, которое я не хотел гасить вином.
            Тогда Иисус взял хлеб и дал нам, говоря: «Возможно, мы больше не преломим хлеб вместе. Съедим же этот кусочек в память о наших днях в Галилее».
            И Он налил вино из кувшина в чашу и пил из неё, и дал нам, и сказал: «Пейте это в память о жажде, которую мы вместе познали. И пейте это и в надежде на новый урожай. Когда меня схватят, и меня больше не будет среди вас, и когда вы встретитесь здесь или где-то еще, преломите хлеб и налейте вино, и ешьте и пейте, как вы делаете это сейчас. Затем оглянитесь вокруг себя и, возможно, вы увидите меня, сидящего с вами за столом».
            Сказав это, Он начал раздавать нам кусочки рыбы и фазана, словно птица, кормящая своих птенцов.
            Мы ели немного, но насытились; и выпили не больше капли, ибо чувствовали, что чаша была подобна пространству между этой землёй и землёй иной.
            Тогда Иисус сказал: «Прежде чем мы выйдем из-за этого стола, давайте встанем и споем радостные гимны Галилеи».
            И мы встали и пели вместе, и Его голос возвышался над нашими голосами, и  каждое слово Его песни звенело истиной. 
            И Он посмотрел на наши лица, всех и каждого, и сказал: «Теперь я прощаюсь с вами. Выйдем за эти стены. Пойдем в Гефсиманию».
            И Иоанн, сын Зеведеев, спросил: «Учитель, почему ты прощаешься с нами этой ночью?»
            И Иисус сказал: «Пусть не тревожатся ваши сердца. Я покидаю вас, чтобы приготовить вам место в доме Отца Моего, но если вы будете нуждаться во мне, я вернусь к вам. Где бы вы ни звали меня, я вас услышу, и где бы ваш дух ни искал меня, я буду там.
            Не забывайте, что жажда ведёт к точилу, а голод - к брачному пиру.
            В вашем страстном желании - вот где вы найдете Сына Человеческого. Ибо страстное желание - источник восторга, и оно - путь к Отцу».
            И вновь заговорил Иоанн и сказал: «Если ты в самом деле покинешь нас, как нам не унывать? И почему ты говоришь о разлуке?»
            И Иисус ответил: «Преследуемый олень знает стрелу охотника, прежде чем почувствует её в своей груди, и река ведает о море раньше, чем добежит до её берега. И Сын Человеческий странствовал по человеческим дорогам.
            Прежде чем еще одно миндальное дерево выбросит к солнцу свои цветы, мои корни проникнут в сердце иного поля».
            Тогда Симон Петр сказал: «Учитель, не оставляй нас сейчас и не лишай нас радости твоего присутствия. Куда пойдешь ты, туда пойдем и мы, и где бы ты ни пребывал, мы тоже будем там». 
            И Иисус положил руку на плечо Симону Петру и улыбнулся ему, и ответил: «Кто знает, не отречёшься ли ты от меня, прежде чем закончится эта ночь, и не оставишь ли меня, прежде чем я тебя покину?»
            Затем Он внезапно сказал: «Теперь пойдём отсюда».
            И Он покинул постоялый двор, и мы пошли за Ним. Но когда мы достигли ворот города, Иуды Искариота больше не было с нами. И мы пересекли Долину Яханнама. Иисус шел далеко впереди нас, а мы держались близко друг к другу.
            Подойдя к оливковой роще, Он остановился и повернулся к нам, говоря: «Отдохните здесь немного». 
            Вечер был прохладным, хотя весна была в самом разгаре, и шелковица пускала свои побеги, и цвели яблони. И благоухали сады.
            Каждый из нас нашёл ствол дерева и прилёг. И я обернулся плащом и лёг под сосной.
            Но Иисус оставил нас, а Сам ушёл в оливковую рощу. И я наблюдал за Ним, пока другие спали.
            Он то внезапно останавливался, то снова ходил туда-обратно. Он делал это много раз.
            Затем я увидел, как Он поднял к небу лицо и распростёр руки к востоку и западу.
            Однажды Он сказал: «И небеса, и земля, и ад - от человека». И теперь я вспомнил Его слова и понял, что Тот, кто ходил по оливковой роще, был человеком, сотворённым небесами; и я подумал, что утроба земли это не начало и не конец, а скорее колесница, пауза; и миг удивления и изумления; и ад я видел тоже - в долине, называемой Яханнам, лежащей между Ним и Святым Городом.
            И когда Он стоял там, а я лежал, завернутый в мои одежды, я услышал Его голос. Но Он говорил не с нами. Трижды я слышал, как Он произносил слово «Отец». И это все, что я слышал.
            Спустя какое-то время Его руки упали, и Он застыл, как кипарисовое дерево между моими глазами и небом.
            Наконец, Он снова оказался среди нас и сказал нам: «Просыпайтесь и вставайте. Настал мой час. Мир уже ополчился на нас, вооружившись для битвы».
            И затем добавил: «Мгновение назад я слышал голос Отца Моего. Если я не увижу вас снова, помните, что победитель не будет иметь мира, пока не будет побежден». 
            И когда мы встали и приблизились к Нему, Его лицо было подобно звездному небу над пустыней.
            Затем Он поцеловал каждого из нас в щеку. И когда Его губы коснулись моей щеки, они были горячими, как ладонь ребенка в лихорадке.
            Внезапно мы услышали вдалеке сильный шум, словно исходящий от множества людей, и когда он приблизился, оказалось, что это была группа мужчин, идущая с фонарями и рабами. И они шли в спешке.
            Когда они подошли к окружающей рощу изгороди, Иисус оставил нас, и вышел им навстечу. Их вёл Иуда Искариот.
            Там были римские солдаты с мечами и копьями и мужчины из Иерусалима с дубинами и мотыгами.
            И Иуда подошёл к Иисусу и поцеловал Его. И затем обратился к вооруженным людям: «Вот этот Человек».
            И Иисус сказал Иуде: «Иуда, ты был терпелив со мной. Это могло случиться вчера».
            Затем Он повернулся к вооруженной толпе и сказал: «Теперь берите меня. Но убедитесь, что ваша темница достаточно велика для этих крыльев».
            И они набросились на Него и схватили, и все они кричали.
            А мы в страхе бежали, пытаясь спастись. Я бежал один через оливковые рощи, и не было во мне сил сохранять осторожность, и ни один голос не говорил во мне, кроме голоса моего страха.
            В течение двух или трёх часов, оставшихся от той ночи, я убегал и прятался, и на рассвете оказался в деревне недалеко от Иерихона.
            Почему я оставил Его? Я не знаю. Но к моему несчастью я Его оставил. Я был трусом, и я бежал от лица Его врагов.
            Затем я почувствовал в сердце боль и стыд и вернулся в Иерусалим, но Он находился в темнице, и никто из друзей не мог говорить с Ним.
            Он был распят, и Его кровь породила новую плоть земли.
            А я до сих пор жив; жив медовыми сотами Его сладчайшей жизни.

            Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

                         © Перевод с англ. Deilf, 2018
             
           Картина - Эль Греко, "Апостол Иаков"
 
deilf: (Default)
           После того, как Его схватили, Он был препоручен мне. Понтий Пилат приказал мне держать Его под стражей до следующего утра.

           Мои солдаты вели его как пленника, и Он был послушен им.

           В полночь я оставил жену и детей и посетил оружейную. У меня была привычка ходить и смотреть, всё ли в порядке с моими батальонами в Иерусалиме; и той ночью я зашёл оружейную, где Его держали.

           Мои солдаты и некоторые из молодых иудеев насмехались над ним. Они отобрали у Него одежду, и возложили Ему на голову венец из прошлогоднего терновника.

           Они усадили Его у колонны, а сами танцевали и кричали перед Ним.

           И они дали Ему в руку трость.

           Когда я вошел, кто-то крикнул: «Взгляните, капитан, вот Царь Иудейский».

           Я стоял перед Ним и смотрел на Него, и мне было стыдно. Я не знал почему.
           
           Я воевал в Галлии и в Испании, и вместе со своими солдатами смотрел в лицо смерти. И я ни разу не испытывал страха и не был трусом. Но когда я встал перед этим человеком, и Он взглянул на меня, я утратил мужество. Казалось, мои уста были запечатаны, и я не мог произнести ни слова.

           И я, не медля, вышел из оружейной.

           Это случилось тридцать лет назад. Мои сыновья, тогда ещё младенцы, теперь стали мужчинами.
И они служат Цезарю и Риму.

           Но часто, наставляя их, я говорю о Нём, о человеке, встретившим смерть с соком жизни на устах и с состраданием к убийцам во взоре.

           И теперь я стар. Я прожил полную жизнь. И я искренне считаю, что ни Помпей, ни Цезарь не были столь великими полководцами, каким был этот Человек из Галилеи. 

           Ибо после Его покорной смерти, из земли поднялась армия, чтобы сражаться за Него... И она служит Ему, пусть и мёртвому, лучше, чем когда либо служили войска Помпею или Цезарю, хотя те и были живыми.

           * в оригинале использовано слово sentinel — часовой, караульный, но далее по тексту оказывается, что под начальством Клавдия находятся целые батальоны.

 
           Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

                         © Перевод с англ. Deilf, 2018
 


deilf: (Default)
              Они отпустили меня и выбрали Его. Затем Он вознёсся, а я пал.

          И они оставили Его как жертву и жертвоприношение для Пасхи.

          Меня освободили от цепей, и вместе с толпой я шёл за Ним, но я был живым человеком, идущим к своей собственной могиле.

          Я должен был бежать в пустыню, где позор сжигается солнцем.

          Но я шёл с теми, кто избрал Его нести моё преступление.

          Когда они пригвоздили Его к кресту, я стоял там.

          Я видел, и слышал, но мне казалось, что я пребываю вне моего тела.

          Вор, который был распят справа от Него, спросил Его: «И ты истекаешь кровью вместе со мной, даже ты, Иисус из Назарета?»

          И Иисус ответил и сказал: «Если бы не этот гвоздь, удерживающий мою руку, я протянул бы её вперёд и пожал твою.

          Нас распяли вместе. Если бы они поставили твой крест ближе к моему!».

          Затем Он посмотрел вниз и пристально вгляделся в свою мать и молодого человека, который стоял рядом с ней.
          Он сказал: «Мать, вот твой сын, стоящий рядом с тобой.
          Женщина, вот человек, который понесёт эти капли моей крови в Северную страну».

          И когда Он услышал причитания галилейских женщин, Он сказал: «Взгляните, они плачут, а Я жажду.
          Меня держат слишком высоко, чтобы я мог дотянуться до их слез.
          Я не стану утолять эту жажду уксусом и желчью».

          Затем Его глаза широко открылись к небу, и Он промолвил: «Отец, почему Ты оставил нас?»

          А потом Он сказал с состраданием: «Отец, прости им, ибо они не ведают, что творят».

          Когда Он произнес эти слова, мне показалось, что я вижу, как все люди распростерлись перед Богом, моля о прощении за распятие одного этого   человека.

          И снова Он громким голосом промолвил: «Отец, в Твою руку отдаю дух мой».

          И, наконец, Он поднял голову и сказал: «Вот и свершилось, но только на этом холме».

          И закрыл глаза.

          Затем молния расколола темное небо, и раздался сильный гром.

          Теперь я знаю, что те, кто убил Его вместо меня, обрекли меня на бесконечную муку.

          Его распятие длилось только один час.

          Я же буду распят до конца моих дней.




           Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

                         © Перевод с англ. Deilf, 2018


          Картина - Голынский Василий Андреевич, "Распятие Иисуса Христа".





deilf: (Default)
            Я прекрасно помню, когда в последний раз видел Иисуса Назарянина. В полдень того четверга ко мне пришёл Иуда и попросил приготовить ужин для Иисуса и Его друзей.

            Он дал мне две серебряные монеты и сказал: «Купи всё, что сочтёшь нужным для трапезы».

            И после того, как он ушел, моя жена сказала мне: «Это поистине знак уважения». Ибо Иисус стал пророком и сотворил множество чудес.

            В сумерках Он пришел вместе со своими учениками, и они сели в горнице вокруг стола, но были молчаливы и тихи.

            Они приходили и в минувшем году, и за год до него, и тогда были полны радости. Они преломляли хлеб, пили вино и исполняли наши древние напевы; и Иисус говорил с ними до полуночи.

            После этого они оставляли Его в горнице одного и ложились спать в других комнатах; ибо после полуночи Он желал был один.

            И Он продолжал бодрствовать; лёжа в кровати, я слышал Его шаги.

            Но в этот последний раз Он и Его друзья не были счастливы.

            Моя жена приготовила рыбу из Галлилейского озера и хоранских* фазанов, фаршированных рисом и гранатовыми зёрнами, а я принес им кувшин моего кипарисового вина.

            И потом я покинул их, потому что почувствовал, что они желают побыть одни.

            Они оставались до тех пор, пока не стало совсем темно, а затем все вместе вышли из горницы и спустились вниз, но у подножия лестницы Иисус немного задержался. И Он посмотрел на меня и мою жену, и положил руку на голову моей дочери, и сказал: «Доброй ночи всем вам. Мы снова поднимемся в горницу, но не покинем вас в этот ранний час. Мы останемся до тех пор, пока солнце не взойдёт над горизонтом».

            «Чуть позже мы вернемся и попросим ещё хлеба и вина. Ты и твоя жена были для нас добрыми хозяевами, и мы вспомним вас, когда придём в наши чертоги и сядем за нашим собственным столом».

            И я сказал: «Господин, для меня было честью подавать тебе пищу. Твои посещения вызывают зависть ко мне у других владельцев гостиниц, и, ощущая гордость, я улыбаюсь им на рынке. Иногда я даже гримасничаю».

            И Он ответил: «Все владельцы гостиниц должны гордиться тем, что подают пищу, ибо дающий хлеб и вино, является братом жнущему и собирающему снопы для гумна и тому, кто давит виноград в точиле. И все вы - добрые люди. Вы даёте от своей щедрости даже тем, кто приходит, не имея ничего, кроме голода и жажды».

            Затем Он повернулся к Иуде Искариоту, который хранил кошелёк товарищества, и сказал: «Дай мне два шекеля».

            И Иуда дал ему два шекеля, говоря: «Это последние серебряные монеты в моем кошельке».

            Иисус посмотрел на него и произнёс: «Скоро, очень скоро, твой кошелек будет полон серебра».

            Затем Он вложил эти две монеты в мою руку и сказал: «Купи на них шелковый пояс для своей дочери и попроси её надеть его в день пасхи в память о мне».

            И снова взглянув в лицо моей дочери, Он наклонился и поцеловал ее в чело. И затем промолвил ещё раз: «Доброй ночи всем вам».

            И ушел.

            Мне сказали, что то, что Он говорил нам, было записано на пергаменте одним из Его друзей, но я повторяю вам это в точности так, как услышал из Его собственных уст.

            Никогда я не забуду звучание Его голоса, когда Он произносил эти слова: «Доброй ночи всем вам».

            Если вам хочется узнать о Нем больше, спросите мою дочь. Теперь она женщина, но бережет память о своём девичестве. И она расскажет вам охотнее, чем я.


            * В оригинале использовано слово Houran - видимо, имеется в виду плато Хоран, лежащее к югу от Дамаска и к востоку от Антиливана.


            Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

                         © Перевод с англ. Deilf, 2018

 
            Картина - Бен Макферсон, «И была ночь»
 





deilf: (Default)
На сороковой день после Его смерти все живущие по соседству женщины пришли в дом  Марии, чтобы утешить её и исполнить погребальную песнь.

И одна женщина спела эту песню:

Куда ты, Весна моя, куда?
В какое иное пространство возносится твоё благоухание?
По каким иным полям ты будешь бродить?
И к каким небесам поднимешь голову, чтобы открыть им своё сердце?

Эти долины станут пустырями,
И нам не останется ничего, кроме сухих и бесплодных полей.
Вся зелень выгорит на солнце,
И наши сады будут приносить кислые яблоки,
А наши виноградники - горький виноград.
Мы будем жаждать твоего вина,
А наши ноздри - томиться по твоему аромату.

Куда ты, Цветок нашей первой весны, куда?
Неужели ты больше не вернешься?
Разве твой жасмин не навестит нас снова,
А твой цикламен не станет у нас при дороге,
Чтобы поведать нам, что и наши корни глубоко в земле,
И что наше непрерывное дыхание всегда будет подниматься в небо?

Куда Ты, Иисус, куда, Сын соседки моей Марии,
И товарищ сына моего?
Куда ты, наша первая Весна, в какие иные поля?
Вернёшься ли снова к нам?
Навестишь ли в любовном приливе бесплодные берега наших грёз?

  Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

             © Перевод с англ. Deilf, 2018

Картина - Эвелин Де Морган, "Плакальщицы", 1917


deilf: (Default)
            Я не могу поведать о судьбе этого человека, не могу я сказать и о том, что произойдёт с его учениками.
            Семя, сокрытое в сердцевине яблока – это незримый сад. Но если это семя упадёт на камень, оно превратится в ничто.
            Но вот что я скажу. Древний Бог Израиля суров и безжалостен. Израилю следовало бы иметь другого Бога – великодушного и снисходительного, с жалостью взирающего на свой народ, бога, который спускался бы с лучами солнца и ходил по дорогам его ограниченности, а не вечно восседал на судейском месте, чтобы взвешивать его проступки и измерять его грехи.
            Израилю следовало бы породить Бога, чьё сердце не ревниво, и чья память об изъянах его народа коротка; Бога, который не мстил бы ему за Себя вплоть до третьего и четвёртого колена. 
            Человек здесь, в Сирии, подобен человеку во всех других землях. Он смотрит в зеркало собственного понимания и в нём находит своего бога. Он творит богов по своему подобию, и поклоняется тому, что отображает его собственный образ.
            Поистине человек молится собственной глубочайшей жажде, дабы она могла восстать и исполнить совокупность его желаний.
            Нет глубины вне души человека, и душа – это глубь, взывающая к себе самой, ибо нет иного голоса, чтобы говорить, и иных ушей, чтобы слышать.
            Даже мы, в Персии, зрим наши лица в диске солнца, а наши тела - танцующими в пламени, которое мы возжигаем на алтаре.
            Теперь Бог Иисуса, которого Он зовёт Отцом, не будет чужим народу Иисуса, и Он исполнит их желания.
            Боги Египта избавились от своего бремени камней и нашли убежище в нубийской пустыне, чтобы пребывать свободными среди тех, кто всё ещё  свободен от знания.
            Боги Греции и Рима исчезли в лучах своего заката. Они слишком походили на людей, чтобы жить в экстазе людей. Рощи, в которых была рождена их магия, были срублены топорами афинян и александрийцев.
            Также и в этой земле высокие места сделаны низкими законниками Бейрута и молодыми отшельниками Антиохии.
            Только старые женщины и изнурённые мужчины ищут храмы своих предков, только обессиленные ищут в конце дороги её начало.
            Но этот человек, Иисус, этот назаретянин, Он говорил о Боге слишком огромном, чтобы походить на душу какого-либо человека, слишком знающем, чтобы карать, слишком любящем, чтобы помнить грехи своих созданий. И этот Бог назаретянина переступит порог детей земли, и сядет у их очага, и станет благословением в их стенах и светом на их пути.
            Но мой Бог - Бог Зороастр, Бог, который солнце и небо, и огонь на земле, и свет в груди человека. И мне довольно. Никакой иной Бог мне не нужен.

 
            Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

             © Перевод с англ. Deilf, 2018



deilf: (Default)
            Он был из черни — разбойник и фигляр, который превозносил сам себя. Он взывал только к нечистым и лишённым наследства, и для этого должен был следовать дорогой всех испорченных и оскверненных.

            Он насмехался над нами и нашими законами; Он издевался над нашей честью и глумился над нашим достоинством. Он даже сказал, что разрушит храм и осквернит святые места. Он был бесстыден, и за это Он должен был умереть позорной смертью.

            Он был человеком из языческой Галилеи, чужаком из той Северной земли, где Адонис и Аштарт все еще притязают на власть против Израиля и Бога Израиля.

            Он, чей язык запинался, когда Он произносил речь наших пророков, был громок и оглушителен, когда говорил на ублюдочном наречии простонародья и низов.

            Что мне ещё оставалось, как не вынести Ему смертный приговор?

            Разве я не защитник храма? Не хранитель закона? Мог ли я повернуться к Нему спиной и совершенно невозмутимо сказать: «Он безумец среди безумцев. Оставьте Его одного, чтобы он изнурил себя беснованием, ибо безумные и помешанные и те, кто одержим демонами, превратятся в ничто на пути Израиля»?

            Мог ли я быть глух к Нему, когда Он называл нас лжецами, лицемерами, волками, гадюками и сыновьями гадюк?

            Нет, я не мог быть глух к Нему, ибо Он не был безумцем. Он был одержим собой; и в Его напыщенном здравомыслии Он осудил нас и всем нам бросил вызов.

            Для этого я распял Его, и Его распятие было сигналом и предупреждением другим, кто отмечен тем же проклятым клеймом.

            Я прекрасно знаю, что меня обвинили в этом даже некоторые из старейшин в синедрионе. Но я помнил тогда, как помню и сейчас, что лучше одному человеку умереть за весь народ, чем весь народ будет сбит с пути одним человеком.

            Иудея была завоевана врагом извне. Я позабочусь о том, чтобы Иудея не была завоевана снова - врагом изнутри.

            Ни одному человеку с проклятого Севера не добраться до нашей Святая Святых, и на Ковчеге Завета не лежать Его тени.


           
Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий"

             © Перевод с англ. Deilf, 2017

          Картина - James Tissot (French, 1836-1902). Annas and Caiaphas



deilf: (Default)
          ИИСУС и ПАН


Во сне я видел Иисуса и моего бога Пана, вместе сидящими в глубине леса.

Вместе с бегущим рядом с ними ручьём они смеялись над речами друг друга, и смех Иисуса был веселее. И они долго беседовали.

Пан говорил о земле и её тайнах, о своих копытных братьях и рогатых сёстрах, и о снах. Он говорил о корнях и их укрытиях, и о жизненных соках, пробуждающихся и восходящих вверх, и поющих лету.

А Иисус рассказывал о молодых побегах в лесу, о цветах и плодах, о семени, которое принесут они во времена года ещё не наступившие.

Он говорил о птицах в пространстве и об их пении в верхнем мире.

Он рассказывал о белых оленях в пустыне, где Бог присматривает за ними.

И Пан был доволен речами нового Бога, и его ноздри трепетали.

И в том же сне я видел Пана и Иисуса, умолкнувшими и затихшими в безмолвии зелёных теней.

И затем Пан взял свою сирингу и заиграл Иисусу.
Деревья закачались, и задрожали папоротники, и страх объял меня.

И Иисус молвил: «Добрый брат, в твоей сиринге - поляны и скалистые вершины».

Тогда Пан дал сирингу Иисусу и сказал: «Теперь играй ты. Твой черёд».

Иисус ответил: «Слишком много стволов для моих уст. У меня есть вот эта флейта».

И Он взял свою флейту и заиграл.

И я слышал звук дождя в листве, и пение потоков между холмами, и падение снега на вершину горы.

Моему сердцу, когда-то стучавшему вместе с ветром, был снова возвращён его ритм, и все волны моих вчерашних дней вернулись к моему берегу, и опять я был Саркисом-пастухом, и флейта Иисуса стала свирелями бесчисленных пастухов, зовущих бесчисленные стада.

Тогда Пан сказал Иисусу: «Твоя юность роднее тростнику, нежели мои годы. И задолго до этого в моём безмолвии слышал я твою песню и шелест твоего имени.

Прекрасно его звучание; славно будет восходить оно с жизненными соками к ветвям, и славно будет бежать с копытами между холмами.

И оно не чуждо мне, хотя мой отец и не звал меня этим именем. И это твоя флейта напомнила мне о нём.

А теперь, давай вместе сыграем на наших сирингах».

И они играли вместе.

И их музыка обрушилась на небеса и землю, и ужас наполнил всё живое.

Я слышал рёв зверей и голод леса. И я слышал рыдание одиноких, и стенания тех, кто страстно желал, сам не зная чего.

Я слышал вздохи девы о своём возлюбленном, и тяжёлое дыхание невезучего охотника, преследующего свою добычу.

А потом покой наполнил их музыку, и пели вместе небеса и земля.

Всё это я видел в своём сне, и всё это я слышал.



Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий" 

             © Перевод с англ. Deilf, 2017

          Картина - Arnold Böcklin, Pan im Schilf (1857)



deilf: (Default)
            Иуда пришёл к моему дому в ту пятницу, накануне пасхи, и с силой постучал в мою дверь.

            Когда он вошел, я взглянул на него, и  лицо его было  мертвенно-бледным. Его руки дрожали, как сухие ветви на ветру, и одежда была так мокра, как будто он едва вышел из реки - в тот вечер бушевала сильная буря.

            Он посмотрел на меня, и его глазницы были подобны темным пещерам, а глаза налиты кровью.

            И он сказал: «Я выдал Иисуса из Назарета Его врагам и моим».

            И, заламывая руки, продолжил: «Иисус заявлял, что одолеет всех своих врагов и врагов нашего народа. И я уверовал и последовал за Ним.

            Когда вначале Он призвал нас к Себе, то обещал нам царство могучее и обширное, и, веруя Ему, мы искали Его благосклонности, чтобы обрести почётное положение при Его дворе.

            Мы видели себя князьями, которые обращаются с этими римлянами так, как они обращались с нами. И Иисус много говорил о Своем Царстве, и я подумал, что Он избрал меня командующим Его колесницами и начальником над Его воинами. И я пошёл за Ним с готовностью.

            Но я убедился, что не к царству стремился Иисус, и не от римлян Он хотел нас освободить. Его царством было всего лишь царство сердца. Я слышал как Он говорил о любви, милосердии и прощении, и женщины по обочинам дороги охотно слушали, но моё сердце полнилось горечью, и я ожесточился.

            Мне показалось, что мой обетованный царь Иудеи внезапно обернулся флейтистом, утешающим разум странников и бродяг.

            Я любил Его, как и другие из моего племени Его любили. Я видел в Нем надежду и избавление от чужеземного ига. Но когда Он не произнес ни слова и не шевельнул пальцем, чтобы освободить нас от этого ярма, и даже отдал кесарю кесарево, тогда отчаяние охватило меня, а мои надежды умерли. И я сказал: "Тот, кто убивает мои надежды, должен быть убит, потому что мои надежды и ожидания ценнее жизни любого человека".

            И Иуда заскрежетал зубами и склонил голову. А когда заговорил снова, сказал: «Я выдал Его, и сегодня Его распяли... Но когда Он умер на кресте, Он умер царём. Он умер во время бури, как умирают освободители, как гиганты, чья жизнь недоступна савану и камню.

            И умирая, Он был милосерден, и был добр, и Его сердце было исполнено жалости. Он испытывал жалость даже ко мне - тому, кто выдал Его».

            И я сказал: «Иуда, ты совершил тяжкое злодеяние».

            И Иуда ответил: «Но Он умер, как царь. Почему же Он не жил, как царь?»

            Я снова произнёс: «Ты совершил тяжкое злодеяние».

            И он опустился на скамью, и был безмолвен, как камень.

            А я ходил туда и обратно по комнате, и ещё раз сказал: «Ты совершил тяжкий грех».

            Но Иуда не произнёс ни слова. Он оставался молчалив, как земля.

            Через какое-то время он встал и повернулся ко мне лицом, и мне показалось, что он стал выше. И когда он заговорил, его голос был подобен звуку треснувшего сосуда; и он сказал: 
           
            «В моём сердце не было греха. Этой самой ночью я буду искать Его царство, и я стану в Его присутствии и буду умолять Его о прощении.

            Он умер царём, я же умру преступником. Но в глубине души я знаю, что Он простит меня».

            Произнеся эти слова, он обернулся в свой мокрый плащ и сказал:

            «Хорошо, что я зашёл к тебе этой ночью, хотя и принёс тебе неприятности. Простишь ли и ты меня? 

            Скажи своим сыновьям и сыновьям сыновей: "Иуда Искариот выдал Иисуса из Назарета Его врагам, потому что считал, что Иисус был врагом своего собственного народа".

            И ещё скажи, что в тот самый день, когда Иуда совершил свою великую ошибку, он последовал за Царём к ступеням Его трона, чтобы предать Его суду  собственную душу.

            Я скажу Ему, что и моей крови не терпелось пролиться на землю, и мой искалеченный дух обретёт свободу».

            После этого Иуда прислонился затылком к стене и закричал:

            «О Боже, чье грозное имя не произнесёт никто, пока к устам его не прикоснутся пальцы смерти, почему ты жжешь меня огнем, не дающим света? 

            Почему ты наделил Галилеянина страстью к неведомой земле, а меня обременил желанием, которое не может ускользнуть ни от рода, ни от домашнего очага? И кто этот человек Иуда, чьи руки обагрены кровью?

            Протяни мне руку, чтобы скинуть его - это старое одеяние и рваную упряжь.

            Помоги мне сделать это сегодня вечером.

            И позволь мне вновь стать вне этих стен.

            Я устал от этой бескрылой свободы. Я хотел бы более просторной темницы.

            Пусть слёзы мои потоком вольются в горькое море. Лучше я буду тем, кто отдаётся на твою милость, а не стучит в ворота собственного сердца».

            Сказав так, Иуда отворил дверь и снова вышел прямиком в бурю.

            Спустя три дня я наведался в Иерусалим и услышал обо всём, что там произошло. И ещё я услышал, что Иуда бросился с вершины высокой скалы.

            С того дня я долго размышлял и понял Иуду. Он завершил свою жалкую жизнь, которая повисла словно туман над этой порабощенной римлянами землёй, в то время как великий пророк восходил к высотам.

            Один человек стремился к царству, в котором он был бы единственным правителем.

            Другой желал царства, в котором правителями были бы все люди. 


            Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий" 

             © Перевод с англ. Deilf, 2017

          Картина - Etty, William, "Judas Iscariot"


deilf: (Default)
            Я прогуливалась со своими служанками в рощах за Иерусалимом, когда увидела Его и несколько сидящих вокруг Него мужчин и женщин; и Он говорил с ними на языке, который я понимаю только наполовину.

            Не нужен язык, чтобы увидеть столп света или гору из хрусталя. Сердце знает то, что язык может никогда не произнести, а уши могут никогда не услышать.

            Он говорил друзьям о любви и силе. Я знаю, что Он говорил о любви, ибо в Его голосе была мелодия; и я знаю, что Он говорил о силе, ибо в Его жестах были армии. И Он был нежен, хотя даже мой супруг не мог говорить с такой властью.

            Увидев, как я проходила мимо, Он на мгновение прервал свою речь и доброжелательно взглянул на меня. И я была польщена; и в душе я знала, что прошла мимо бога.

            После этого дня Его образ посещал меня в моём уединении, когда ни мужчина, ни женщина не приходили ко мне; а Его очи искали мою душу, когда мои собственные глаза были закрыты. И голос Его правит тишиной моих ночей.

            Я навсегда Его; и в моей боли покой, а в моих слезах свобода.
Возлюбленная подруга, ты никогда не видела этого человека, и никогда не увидишь Его.

            Он ушёл за пределы наших чувств, но среди людей нет никого, кто был бы  теперь мне ближе, чем Он.


            
 
 Дж. К. Джебран "Иисус, сын человеческий" 

             © Перевод с англ. Deilf, 2017

          Картина - Семирадский Г.И.,  Портрет молодой римлянки. 1889
 

Profile

deilf: (Default)
deilf

July 2024

S M T W T F S
 123456
7891011 1213
14151617181920
21222324252627
28293031   

Syndicate

RSS Atom

Most Popular Tags

Style Credit

Expand Cut Tags

No cut tags
Page generated Jun. 14th, 2025 01:31 am
Powered by Dreamwidth Studios