...Есть совсем "простые сердца"; потребностей, кроме как попить, поесть да поспать, нет никаких. Эти "простые сердца" даже кино не интересуются: ведь там ничего не дают. Есть опять сорт голов пустых, но которым требуется чем ни то заполнять эту врожденную пустоту. Поверхностная щекотка нервов в местах общественного пользования вроде всезаполняющего кино их удовлетворяет.

Публика поцивилизованнее, интеллигенты, - этим нужен театр, лекция о научной сенсации и т.п. Эта интеллигенция всерьез; но без разбору, интересуется литературой, поэзией. Какой бы хлам ни выбросил рынок, эта "культурная публика" живёт этими "новинками". У всех у них пустые сердца, пустые умы. Но они чем-то непременно должны заполняться извне - книжонкой, газетой, киношкой, папироской... Иначе - невыносимая, нестерпимая пустота, скука, тоска...

Есть люди тонкой психической организации, они любят музыку, они знатоки и ценители её... но где-нибудь в лесу, в хижине они не могут долго пробыть. Нужны внешние возбудители.

А между тем у человека должно быть сокровище внутри себя, должна быть внутренняя сила, собственное богатство. Человек должен светить из себя.

В человеке, в самом себе должна рождаться естественно, могуче и светло музыка. И когда ты, человече, останешься один, ты можешь услаждаться скрипками и арфами, своими мыслями и чувствами. Великая внутренняя содержательность, внутреннее солнце, звездное небо, дивная музыка внутри себя заставляла инока бежать в пустыню, в лесную дебрь, на необитаемый остров. И все вокруг для такого отшельника было царственно-радостным, все было для него насыщено содержанием благодаря богатству внутреннему. Творческая содержательность внутри себя может быть свойственна, скажем, и талантливому поэту, и ученому века сего и мира сего, но творческий порыв современного поэта не выше "потолка", доступного аэроплану, а "глубина" исследований современного ученого зачастую инфернальна.

Я упомянул пустынников. Но и везде молитва, дар молитвы есть дивное проявление внутренней содержательности. В нашем доме, здесь жила порвавшая с семьей из-за "старой веры" поморянка Соломонида Ивановна. Она любила быть одна в своем сыром темном чулане, под лестницей... Молилась по уставам, по правилам, с лестовкой. Молилась по праздникам одна, ночи напролет. Как светло ее лицо, какие радостные струились слезы: "Весь Ты, Спасе мой, радость! Нет Тебя, Господи краше!..."

Это не значит, что ежели внутри тебя поет птица райская, ты непременно должен обособиться. Ты, скажем, арфа, а он скрипка, а у третьего виолончель, а тот вон труба сладкогласная: еже ли бы вы сошлись, не составится ли чудный симфонический оркестр?! Таковы бывали обители.

Борис Шергин (из дневника 1946 г.)

Люди нужны людям. Бывают дни удушливо-тоскливы. Знаешь, что ежели теперь тоскливо, то дальше будет «плач и скрежет зубовный». Но вот точно вольным ветром нанесёт к тебе человека с живой душой. И будет он говорить не о твоём горе, а горя твоего часть он унесёт.

Уговариваю родного человека,а сам горюю. В таком преогорченье возьму книгу,ещё отцова письма. Там заложена страничка: «не добро, вдавшись в печаль,изнемогать. Печаль — моль в одежде, червь в плоде. От печали исходит смерть.Печаль жжёт крепость сердца».

...Куда ж деваться-то? Но верно-опытно знаю, что спастись от печали можно только в людях. Доспей себе близких, копи, стяжи, припаси себе людей. Не живи один, пусть с тобой люди живут, которым ты нужен.

Борис Шергин, «Дневники»

«Меняющийся лик небес имеет для меня силу великую, притягательную. Однолично с небом (и даже больше!) поразил меня взгляд младенца.

Взрослые беседовали у лампы. Грудной ребёнок, мальчик, тихо лежал поодаль, в тени. Мы думали, он давно спит. Я подошел к кроватке. В полумраке увидел широко открытые глазки. Мальчик как бы внимал чему-то для меня непостижимому, но для него близкому и сродному. Я опустился на колени, шепча нежные слова, дивяся чудной сосредоточенности милого личика... Он стал глядеть на меня, как бы вопрошая о чем-то. Чувство какого-то смятения, но и восторга поднималось в моей душе. Мы глядели друг другу в глаза. Он, только что «пришедший в мир», ещё весь чистота и непорочность. И я, уже собравший на себя всю грязь и весь тлен земли.