![[personal profile]](https://www.dreamwidth.org/img/silk/identity/user.png){kind=small}
(no subject)
Apr. 12th, 2015 05:32 pm"Смертный грех — самодовольство, респектабельность, самооправдание логикой, необходимостью и прогрессом. Дьявол — логик. Дьявол — тень Бога, логическое следствие того, что было истинным вчера, позавчера. Бог каждый день рождается новым, каким Он сегодня нужен, и вступает в борьбу со своим собственным следом, инерцией, тенью. И в этом Ему надо помочь, вступить вместе с Ним на весы мира и уравновешивать тяжесть, тянущую мир к гибели.
Шредингер определял жизнь как отрицательную энтропию. Схоластики определяли Бога как чистое действие. Я понимаю это как вечную борьбу со своей собственной тенью. Зло — инерция добра. Все, что становится инерцией, становится злом.
Бог — это вечная смерть-воскресение. То, что было вчера, должно умереть. И величайшие враги Бога те, кто не дает свершиться делу смерти. Ибо только смерть попирает смерть, ибо только смерть открывает путь воскресению. Человек должен умереть, чтобы родилась икона, и икона, свободная от человеческих слабостей, завершила его.
Нет никакого пути, который ведет к истине. Есть пути, которые проходят близко от истины. Но чтобы войти в истину, надо свернуть с дороги, самому проложить след. Все чужие следы ведут в тупик. Ибо они достигли истины когда-то и где-то, а не здесь и теперь.
Даже прекращение инерции, понимание, свобода становятся инерцией, непониманием, запутанностью в символах, потерявших смысл. «Тот, кто ищет спасения в нирване, связан нирваной. Тот, кто ищет спасения в пустоте, связан пустотой». Даже в слове «воскресение» есть инерция. И эта инерция вытеснила Христа. Она заставила думать о будущей жизни, вместо того чтобы воскреснуть в этой. Она увела людей от Царствия Божиего внутри нас к поискам теплого места за гробом.
Собирать сокровища на небе — не значит собирать что-то для себя. Воскресение — это не мое воскресение. Все мое должно затихнуть или сгореть, чтобы воскресение началось. То, что воскресает, — это не я в чем-то, а кто-то во мне. Обо мне пусть думают другие, если им нужно. А я хочу, чтобы во мне воскресли те, кого я любил. Чтобы во мне жили те, кто умерли. Чтобы я был только сосудрм, фонарем, в котором светит их свет.
Смысл внутренней собранности на иконе не в том, чтобы икона помогла нам, а в том, чтобы мы помогли ей, дали ей воскреснуть в себе и этим, но только этим спасти что-то в нас самих. Те, кто вслед за нами умрут ради нее и после нее, дадут ей воскреснуть в себе, вместе с ней воскресят и ту частицу нашего бытия, которая бессмертна. До тех пор, пока будут люди на земле. Главное все же не в этом. Главное, чтобы жило бессмертное — и не ради нас, а ради себя самого, чтобы оно сегодня жило, хотя бы завтра разверзлась земля. И только через смерть личности, через мою смерть может воскреснуть Бог. Мне нужно умалиться, чтобы Он возвеличился. Мне нужно, чтобы Его, а не мой образ остался. Мне совсем не нужно личное бессмертие. Мне нужно только сочувствие. Такое же большое и большее, чем горе, — чтобы горе растворилось и потонуло в нем. И все это человек может дать человеку. Если он достал до глубины собственной души, до тысячелетнего царства праведных.
Остальное — прах, и пусть он истлеет. Человек — существо, которое живет в нигде, только в никогда находит свое завершение, свою вечность. Без этого «нигде» и «никогда» он — только двуногая скотина (или машина). И пусть рушится все, что нашло себе время и место, — Царствие Божие не от мира сего.
...Из запутанности рождается свобода, из свободы — любовь, из любви — новая запутанность. Но каждый проделывает этот круг по-разному. Большинство — почти не вылезая из запутанности (некоторые — совсем не вылезая; разве в детстве). И только немногие проходят через царство Люцифера легкими, неслышными шагами, не запутываясь в его соблазнах. Как хотел Лаоцзы, как шел по водам Христос".
Г.С.Померанц, из статьи "Три уровня бытия" (книга "Выход из транса")
Шредингер определял жизнь как отрицательную энтропию. Схоластики определяли Бога как чистое действие. Я понимаю это как вечную борьбу со своей собственной тенью. Зло — инерция добра. Все, что становится инерцией, становится злом.
Бог — это вечная смерть-воскресение. То, что было вчера, должно умереть. И величайшие враги Бога те, кто не дает свершиться делу смерти. Ибо только смерть попирает смерть, ибо только смерть открывает путь воскресению. Человек должен умереть, чтобы родилась икона, и икона, свободная от человеческих слабостей, завершила его.
Нет никакого пути, который ведет к истине. Есть пути, которые проходят близко от истины. Но чтобы войти в истину, надо свернуть с дороги, самому проложить след. Все чужие следы ведут в тупик. Ибо они достигли истины когда-то и где-то, а не здесь и теперь.
Даже прекращение инерции, понимание, свобода становятся инерцией, непониманием, запутанностью в символах, потерявших смысл. «Тот, кто ищет спасения в нирване, связан нирваной. Тот, кто ищет спасения в пустоте, связан пустотой». Даже в слове «воскресение» есть инерция. И эта инерция вытеснила Христа. Она заставила думать о будущей жизни, вместо того чтобы воскреснуть в этой. Она увела людей от Царствия Божиего внутри нас к поискам теплого места за гробом.
Собирать сокровища на небе — не значит собирать что-то для себя. Воскресение — это не мое воскресение. Все мое должно затихнуть или сгореть, чтобы воскресение началось. То, что воскресает, — это не я в чем-то, а кто-то во мне. Обо мне пусть думают другие, если им нужно. А я хочу, чтобы во мне воскресли те, кого я любил. Чтобы во мне жили те, кто умерли. Чтобы я был только сосудрм, фонарем, в котором светит их свет.
Смысл внутренней собранности на иконе не в том, чтобы икона помогла нам, а в том, чтобы мы помогли ей, дали ей воскреснуть в себе и этим, но только этим спасти что-то в нас самих. Те, кто вслед за нами умрут ради нее и после нее, дадут ей воскреснуть в себе, вместе с ней воскресят и ту частицу нашего бытия, которая бессмертна. До тех пор, пока будут люди на земле. Главное все же не в этом. Главное, чтобы жило бессмертное — и не ради нас, а ради себя самого, чтобы оно сегодня жило, хотя бы завтра разверзлась земля. И только через смерть личности, через мою смерть может воскреснуть Бог. Мне нужно умалиться, чтобы Он возвеличился. Мне нужно, чтобы Его, а не мой образ остался. Мне совсем не нужно личное бессмертие. Мне нужно только сочувствие. Такое же большое и большее, чем горе, — чтобы горе растворилось и потонуло в нем. И все это человек может дать человеку. Если он достал до глубины собственной души, до тысячелетнего царства праведных.
Остальное — прах, и пусть он истлеет. Человек — существо, которое живет в нигде, только в никогда находит свое завершение, свою вечность. Без этого «нигде» и «никогда» он — только двуногая скотина (или машина). И пусть рушится все, что нашло себе время и место, — Царствие Божие не от мира сего.
...Из запутанности рождается свобода, из свободы — любовь, из любви — новая запутанность. Но каждый проделывает этот круг по-разному. Большинство — почти не вылезая из запутанности (некоторые — совсем не вылезая; разве в детстве). И только немногие проходят через царство Люцифера легкими, неслышными шагами, не запутываясь в его соблазнах. Как хотел Лаоцзы, как шел по водам Христос".
Г.С.Померанц, из статьи "Три уровня бытия" (книга "Выход из транса")
